Одной из ключевых, а возможно – главной – проблемой историографии Первой мировой войны (точнее, ее основного содержания – вооруженной борьбы) остается ведущаяся вот уже без малого столетие полемика между адептами двух ответов на вопрос о том, где же решились судьбы крупнейшего военного конфликта первой трети ХХ века – на сухопутных фронтах или на морских театрах военных действий. Представляется очевидным, что есть все основания говорить о существовании базовых историографических концепций, которые могут быть условно обозначены как «континентальная» и «морская».
В нашей стране, география и история которой предопределяют явный примат так называемого континентального мышления, «маринистская» концепция интерпретации опыта Великой войны существовала до 1930-х годов, до ухода со сцены «старой школы» – военно-морских специалистов, придерживавшихся классических взглядов на проблемы строительства и применения военно-морских сил: бывших офицеров дореволюционного флота Б. Б. Жерве, М. А. Петрова, Е. Е. Шведе и др. Так,выдающийся военно-морской теоретик и историк Михаил Александрович Петров писалв предисловии к первому русскому изданию британского официального описания военных действий на море (1927): «Значение операций флотов… не может быть преуменьшено в общем ходе войны... Заблокированная, лишенная подвоза Германия после эпической борьбы была принуждена капитулировать… Тот факт, что морским силам Согласия, с английским флотом во главе, удалось удержать море в своих руках,фактически предопределил… развитие и исход войны»[1].
Однако в последующем даже в специализированных «морских» военно-исторических исследованиях и военно-теоретических трудах тезис о решающем влиянии действий военных флотов на результат Первой мировой войны в прямой постановке не звучал. Контр-адмирал профессор В. А. Белли, автор второго тома фундаментального труда«Флот в первой мировой войне» (1964), писал о «ведущей роли сухопутных войск» и «подчиненном значении» военных действий на море [2]. Даже адмирал флота Советского Союза С. Г. Горшков, в бытность которого главнокомандующим Военно-Морским Флотом последний достиг не видан ного ранее могущества, в книге «Морская мощь государства» (1976) согласился с тем,что «судьба первой мировой войны решалась на сухопутных фронтах», хотя иконстатировал «глубокое влияние» борьбы на море на «ход операций и кампаний на сухопутных театрах», причем придавал этому влиянию «стратегический характер»[3].
В «сухопутной» же историографической традиции – чрезвычайно обширной и разноплановой [4] –преобладает четко обозначенная недооценка влияния вооруженной борьбы на море нарезультат войны 1914–1918 гг. Красноречивый пример: заключение, венчающее«общий стратегический очерк» войны А. М. Зайончковского (1924),содержит 16 обобщающих положений, ни в одном из которых флот не упомянут вовсе [5].
Между тем широко распространенный тезис о том, что исход Первой мировой войны был определен результатами борьбы на сухопутных фронтах, представляется излишне прямолинейным и поэтому уязвимым.Для обоснования сомнений в его неопровержимости приведем следующую логику рассуждений, безусловно, предельно упрощенную, но, на наш взгляд, имеющую право на существование.
На момент заключения перемирия в Компьенском лесу 11 ноября 1918 г. Германия располагала мощной и боеспособной многомиллионной группировкой сухопутных войск, не подвергшейся разгрому и тем более уничтожению. Многолетняя кровопролитная бойня, унесшая жизни миллионов бойцов, не привела к решающему стратегическому успеху Антанты на сухопутном германском фронте. Как заметил впоследствии известный британский дипломат и публицист Г. Никольсон, «мы так свыклись с поражениями, что когда пришла победа, она показалась нам неправдоподобной» [6].Действительно, в момент, когда немцы сложили оружие, войсками союзников был оккупирован лишь ничтожный клочок германской территории в так называемых имперских землях Эльзас-Лотарингии, занятый французами еще в 1914 г. В тоже время под пятой прекратившей сопротивление германской армии находились огромные территории европейской России, часть северной Франции и большая часть территории Бельгии. Случай, имеющий мало прецедентов в истории.
Тем не менее, Второй рейх потерпел поражение. Предпосылки этого, разумеется, многообразны, но главная –очевидна: революция. В свою очередь среди причин социального взрыва в Германии доминантой являлась крайне тривиальная – голод.
Именно в Германии имело место наиболее резкое сокращение потребления продуктов широкими слоями населения. Собственное сельское хозяйство Центральных держав оказалось не в состоянии обеспечить население продовольствием, и уже в феврале 1915 г. в Германии, а в мае – в Австро-Венгрии были введены хлебные карточки [7]. Если до войны калорийность дневного питания одного подданного германского рейха составляла в среднем 3642 калории, то начиная с 1916 г. немецкий рабочий получал лишь 1000 калорий в день и по добавочной карточке еще 200 калорий.Потребление хлеба сократилось на 50–55%, других продуктов – еще в большей мере(например, мяса – в 4,2 раза). Для сравнения: в Англии потребления хлеба сократилось на 22%, мяса – на 29%. Все это происходило на фоне увеличения интенсивности труда и сокращения реальной заработной платы (уже к середине 1915 г. – наполовину). В 1918 г. смертность (без учета убитых на фронте и умерших от ран) составила в Германии 157% от уровня 1913 г., в то время как в Англии –118% [8].На 2 млн. убитых и умерших от ран немцев приходилось, по разным данным, от 633 тыс. до 733 тыс. погибших в тылу от голода и эпидемий, огромная смертность в которых была вызвана острым дефицитом продовольствия (это почти вдвое превышает потери населения Германии от воздушных бомбардировок во Вторую мировую войну – около400 тыс. человек) [9]. Зима 1916/17 г. вошла в историю как «брюквенная», так как продпаек немецкого рабочего состоял из скудной порции этой культуры [10]. «У значительной части немецких граждан заметно снизился порог физической и психической сопротивляемости… Именно здесь обозначилось наше наиболее слабое звено», – писал Э. Людендорф, занимавший в 1916–1918 гг. пост первого генарал-квартирмейстера германского полевого генштаба [11].
И причины этого голода следует, видимо, искать не в результатах сражения на Марне, Верденской мясорубки, Брусиловского прорыва или битвы на Сомме. Как заметил выдающийся военный мыслитель А. Е. Снесарев, «Германия была добита не на боевых полях, где она оставалась непобедимой, а в больных, растравленных и углубленных ранах своей узкой, бедной и зависимой от внешнего мира экономики…» [12].Основной же причиной экономических, а значит и социально-политических проблем Германии стала морская блокада, которую на протяжении всей войны эффективно обеспечивали флоты Антанты. Именно английский Гранд Флит, успешно отражая все попытки германского флота переломить ситуацию в Северном море, медленно, но верно душил Германию в тисках экономической блокады [13].Как заметит впоследствии германский военно-морской теоретик В. Вегенер, «Германия потерпела поражение потому, что мировая война оказалась морской» [14].
Вообще, для немецких морских историков межвоенного периода была характерна определенная рефлексия по поводу ненадлежащего использования флота германским военно-политическим руководством. Для нас, в частности, чрезвычайно интересны рассуждения О. Грооса о возможностях достижения немецкими вооруженными силами решительного успеха против России в 1915 г., которые были упущены из-за отказа от использования на Балтике основных сил Флота открытого моря, и вообще о неспособности политического руководства и высшего военного командования Второго рейха верно оценить роль и место флота в военных действиях даже после краха «плана Шлиффена» [15].
Кстати, эти и другие подобные идеи О. Грооса вполне укладываются в немецкую историографическую концепцию «упущенных возможностей» [16], апологетами которой являлись, в частности, адмиралы А. фон Тирпиц и Р. фон Шеер, занимавшие в годы войны высшие руководящие посты. В своих сочинениях [17], носящих не только мемуарный, но и в значительной мере исследовательский характер, эти авторыобосновывали тезис о том, что главную причину поражения Германии следует искатьв примате «континентального мышления» в среде политического и военного истеблишмента рейха (по О. Гроосу, вообще у немцев – нации «сухопутных воинов» [18]) и, как следствие,пассивное и нерешительное использование военно-морского потенциала, в создание которого были вложены громадные ресурсы.
Таким образом,стратегическое содержание Первой мировой войны вполне вписалось в систему координат, которая на исходе XIX столетия была задана отцами теории «морской мощи» (SeaPower): Альфреда Т. Мэхена, утверждавшего,что верх в войне одерживает сторона, владеющая морем (Джулиан Корбетт уточнил,что владение морем – не что иное как контроль над коммуникациями [19]),и Филиппа Коломба, указавшего, среди прочего, пути завоевания господства на море – разгром флота противника в генеральном сражении или его блокада. Причем эти положения, положенные в основу морской политики ведущих держав накануне Великой войны [20], стали еще более очевидными в эпоху длительных войн «на истощение», когда роль экономического фактора многократно возросла.
Вот что писал по этому поводу авторитетный английский историк Б. Г. Лиддел Гарт:
«Несомненно, если историку будущего захочется отметить какой-либо день, который оказал решающее влияние на исход мировой войны, то ему придется остановиться на 2 августа 1914 г., так как Англия фактически начала войну, когда мистер Уинстон Черчилль отдал в этот день в 1 час 25 мин. утра приказ о мобилизации британского флота. Этому флоту не суждено было выиграть новый Трафальгар, но ему суждено было сделать больше кого-либо и чего-либо для завершения войны впользу Антанты.
Флот был инструментом блокады. С тех пор как туман войны все более рассеивается под ярким светом послевоенных лет, блокада все резче и резче выявляется на горизонте истории,становясь одним из решающих факторов прошлой борьбы. Блокада была подобна тем«смирительным» рубашкам, которые применяются в американских тюрьмах к непокорным заключенным. Рубашка постепенно стягивается все туже и туже; в начале ограничиваются лишь движение заключенного, затем стесняется его дыхание. Чем туже стягивается рубашка и чем дольше это продолжается, тем сильнее падает способность заключенного сопротивляться…» [21].
Отметим, что влияние военных действий на море на исход Великой войны вполне осознавались победителями, причем не только представителями традиционных «мореходных наций»(SeagoingNations). Свидетельство тому – непреклонная позиция большинства держав-участниц Парижской мирной конференции 1919–1920 гг. по вопросу о судьбе германского флота.
Даже в полемике между Д. Ллойд-Джоржем и Ж. Клемансо о механизме ликвидации военно-политического могущества Германии (доводы сторон в наиболее,по-видимому, аргументированном виде сформулированы в меморандуме британского премьера от 26 марта 1919 г., известном как «Документ из Фонтенбло»,и французском ответе) необходимость «уничтожения германского флота» (выражение Ллойд-Джоржа) сомнению не подвергалась [22]. Более того, после пространной ноты главы германской делегации графа Ульриха Брокдорфа-Ранцау от 29 мая, тон и содержание которой заставили победителей засомневаться в готовности немцев подписать договор и поэтому несколько снизить планку своих требований, послабления не затронули военно-морских вопросов. Если позиция союзников в отношении суверенитета Франции над Саарской областью, плебисцита в Верхней Силезии была несколько смягчена, то к германскому флоту Антанта осталась беспощадной. Надежды немцев на сохранение хотя бы части современных кораблей (речь шла об эскадре линкоров-дредноутов типов «Нассау» и «Остфрисланд» и дивизии малых крейсеров типа «Регенсбург») не оправдались.Подлило масла в огонь и «самоубийство» интернированного в Скапа Флоугерманского флота 21 июня 1919 г. [23].В качестве компенсации за затопленные корабли немцев обязали передать победителям оборудование кораблестроительных верфей [24].
Представляется очевидным,что вопрос о безусловном главенстве какой-либо из упомянутых историографических концепций, подобно основному вопросу философии, едва ли найдет окончательное,удовлетворяющее всех решение. Причина этого, на наш взгляд, состоит в том, что ответ на вопрос, вынесенный нами в заголовок, определяется не столько аргументами из инструментария формальной логики, сколько стойкими, веками складывавшимися в «противоборствующих» лагерях ментальными конструкциями, носящими если угодно мировоззренческий характер. В государствах, во многом обязанных своим благосостоянием и политическим авторитетом заморским колониальным владениям и морской торговле,роль моря и флота в историческом бытии нации apriori оценивается как доминантный фактор.В континентальных же странах (в том числе в России, где до 1917 г. подавляющее большинство подданных рождалось, проживало жизнь и умирало, ни разу не увидев моря) идеи маринизма не находят сколь-нибудь широкой поддержки, а военный флот рассматривается общественным мнением и, зачастую, власть предержащими государственными мужами как дорогая, но почти бесполезная игрушка.
По нашему мнению, на современном этапе развития исторической науки, который характеризуется универсализацией научного знания, на повестку дня встает вопрос если не о ликвидации, то, во всяком случае, о «снижении градуса» этого концептуального противостояния. Представляется необходимым попытаться отойти от сформировавшихся клише и создать для дальнейших исследований синтетическую идеологическую основу, объединив в ней объективные и методологически состоятельные элементы существующих полярных воззрений. Следует отметить, что весьма значительные шаги в этом направлении были сделаны специалистами,способными выйти за рамки корпоративного мэйнстрима и постулатов национальных научных школ. Пример тому – выдержка из неопубликованной работы «Флоты в 914 году. Стратегический очерк начала общеевропейской войны с морской точки зрения»(1924), принадлежащей перу Александра Васильевича Немитца: «В крупных масштабах не существует более «морского» и «сухопутного» театров, а непременно и морской, и сухопутный (и воздушные еще) вместе: фронты армий растягиваются повсей границе и доходят флангами до моря; море стало важнейшим сообщением,жизненным нервом великих держав – без его стратегического и экономическогоучета вести войну успешно нельзя. По этой причине войну великих держав нельзя решить одной армией или одним флотом» [25].
[1] Корбетт Ю. Операции английского флота в мировую войну: Пер. с англ. Т. 1. Л.:Управление Военно-Морских Сил РККА, 1927. С. 9, 21 (предисловие М. Петрова).
[2] Флотв первой мировой войне / Под ред. Н. Б. Павловича. Т. 2: Белли В. А. Действия флотов на Северном, Средиземноморском и океанских театрах. М.:Воениздат, 1964. С. 321.
[3] Горшков С. Г. Морская мощь государства. М.: Воениздат, 1976. С. 169, 170.
[4] См.подробнее: Хмелевский Г. Мировая империалистическая война1914–18 гг. Систематический указатель книжной и статейнойвоенно-исторической литературы за 1914–1935 гг. М.: Изд. Научно-Исследовательскогоотдела Военной Академии РККА им. М. В. Фрунзе, 1936; Вержховский Д.,Ляхов В. Советская историческая литература о первой мировой войне //Военно-исторический журнал. 1964. № 12. С. 86–93; Козенко Б. Д. Отечественная историография первой мировой войны // Новая и новейшая история.2001. № 3. С. 3–27.
[5] Зайончковский А. Мировая война 1914–1918 гг. Общий стратегический очерк. М.:Государственное военное издательство, 1924. С. 450–454.
[6] Никольсон Г. Какделался мир в 1919 г.: Пер. с англ. М.: ОГИЗ-Госполитиздат, 1945. С. 56.
[7] Котляревский С А. Австро-Венгрия в годы мировой войны. М.: Госиздат, 1922. С. 48.
[8] Шигалин Г. И. Военная экономика в первую мировую войну. М.: Воениздат, 1956. С. 232–236, 247.
[9] Neitzel S. Weltkrieg und Revolution 1914–1918/19. Berlin-Brandenburg:be.bra verlag GmbH, 2008. S. 136.
[10] Отделениенаучной обработки и хранения военно-исторических документов Института военнойистории Военной академии Генерального штаба Вооруженных Сил РФ. Ф. 215. Оп.257. Д. 53. Л. 10.
[11] ЛюдендорфЭ. Мои воспоминания о войне. Первая мировая война в записках германскогополководца. 1914–1918: Пер. с нем. М.: Центрполиграф, 2007. С. 159.
[12] СнесаревА. Е. Военно-экономические перспективы Германии // Военно-историческийжурнал. 2000. № 1. С. 79, 80.
[13]См. подробнее: Guichard L. The Naval Blockade1914–1918. L.: Philip Allan & Co., Ltd. 1930; Osborne E. W. Britain's Economic Blockade of Germany, 1914–1919. L.–NY.: Frank Cass, 2004; Parmelee M. Blockade and Sea Power. The Blockade 1914–1919 and its Significance for a WorldState. L.: Hutchinson, 1927; и др.
[14] Вегенер. Морская стратегия мировой войны // Оперативно-тактические взгляды германскогофлота. Сборник статей из германской военно-морской литературы. М.-Л.:Государственное военно-морское издательство НКВМФ Союза ССР, 1941. С. 83.
[15] Гроос О. Учение о морской войне в свете опыта мировой войны / Пер. с нем. Е. Шведеи П. Гельмерсена. М.-Л.: Госиздат, отдел военной литературы, 1930. С. 137.
[16] Обисториографических концепциях «удара кинжалом», «упущенных возможностей» идругих трактовках причин краха Германской империи см. подробнее: Глухов В. П. Первая мировая война в немецкой буржуазной историографии 1918–1939 гг.Дис. … канд. ист. наук. М., 1973. С. 138–164.
[17] Тирпиц А., фон. Воспоминания: Пер. с нем. М.: Воениздат, 1957. С. 317–324; Шеер [Р., фон.]Германский флот в мировую войну. Воспоминания адмирала Шеера / Пер. с нем.И. А. Киреева. Л.: Военмориздат, 1940. С. 321–325.
[18] Гроос О. Учение о морской войне в свете опыта мировой войны. С.102.
[19] Корбетт Ю. Некоторые принципы морской стратегии: Пер. с англ. М.: Госвоениздат, 1932. С.74.
[20] Оморской политике Великобритании в канун Первой мировой войне см. подробнее: Лихарев Д. В. Эра адмирала Фишера. Политическая биография реформатора британского флота.Владивосток: Изд-во Дальневосточного университета, 1993; Романова Е .В. Путь к войне: развитие англо-германского конфликта, 1989–1914 гг. М.: МАКС Пресс, 2008; Fisher J. A. Memories and Records. NY., 1920; Gooch J. The Plans of the War. The General Staff and British Military Strategy(1900–1916). L., 1974; Kennedy P. Strategy and Diplomacy 1870–1945.L.: Fontana Press, 1984; Marder A. J. From Dreadnoughtto Scapa Flow. The Royal Navy in the Fisher Era. 1904–1919. 5 vols. L.,1961–1970; Massie R. Dreadnought: Britain, Germany and the Comingof the Great War. NY., 1991; Williams Rh. Defending the Empire: TheConservative Party and the British Defence Policy.1899–1915. New Haven, L., 1991; Mackintosh G. J. P. TheRole of the Committee of Imperial Defence before 1914 // TheEnglish Historical Review. 1962. Vol. LXXVII. No. 304;Padfield P. The Great Naval Race. Anglo-German NavalRivalry, 1900–1914. Edinburgh: Birlinn Ltd., 2005; Shiflett Ch. R. The Royal Navy and the Question of Imperial Defense East of Suez,1902–1914 // Warship International. 1995. No. 4; и др.
[21] Лиддель-Гарт[Лиддел Гарт Б. Г.]. Правда о войне 1914–1918 гг. / Пер. сангл. О. Триэля. М.: Госвоениздат, 1935. С. 392.
[22] Новак К. Ф. Версаль: Пер. снем. М.-Л.: Госиздат, 1930. С. 90–102.
[23] См. подробнее: СибановВ. Великое самоубийство // Флотомастер. 1999. № 2. С. 32–37.
[24] Горшков С. Г. Указ. соч. С.172.
[25] Российскийгосударственный военный архив (РГВА). Ф. 37977. Оп. 2. Д. 53. Л. 373.
