Карелин.В.А - Из истории дипломатического представительства России в Норвегии: посланник А.Н. Крупенский (1905-1912)

Дипломатические отношения России с Норвегией находились на периферии российской внешней политики. Не удивительно поэтому, что отечественные историки уделяли им мало внимания.[1] Последний факт общепризнан и на него не раз указывали специалисты.[2] То же относится и к частному аспекту обозначенной проблемы - истории российского дипломатического представительств в Норвегии.

Настоящий очерк освещает некоторые обстоятельства, которые предшествовали и  сопровождали  учреждение русской дипломатической миссии  в Христиании. Вместе с тем, автор предпринял попытку дать оценку профессиональным и личностным качествам первого посланника, который представлял в Норвегии императорское правительство - Анатолия Николаевича Крупенского.[3]

Общеизвестно, что в унии со Швецией Норвегия занимала младшее, зависимое положение. Ее политическая автономия ограничивалась почти исключительно внутренними делами. Руководство же внешней политикой осуществлял шведский МИД. Соответственно, Петербург до 1905 года поддерживал политические контакты со Шведско-Норвежским королевством при посредстве своей дипломатической миссии в Стокгольме. Однако, в Норвегии издавна находились русские консулы. Помимо основной функции - защиты интересов русских подданных - они регулярно готовили донесения в российскую миссию в Стокгольме и в министерство по политическим и экономическим вопросам.

Консулы имели статус штатных и внештатных. В 1905 году штатным являлось российское генеральное консульство в Христиании.[4] Кроме него, в провинции Финнмарк имелось еще одно штатное русское консульство. Решение о его учреждении было принято в правительстве еще в 1870-м году, под впечатлением от норвежской промысловой экспансии в направлении морей и побережий русской Арктики. Открытие консульства состоялось в начале 1880-х.[5]  Оно имело специальной задачей защиту интересов торговли и промыслов поморов в северной Норвегии, наблюдения за норвежской активностью на Севере и в частности, на Шпицбергене. Примечательно, что в 1881 году между министерствами иностранных дел и внутренних дел было заключено «особое соглашение», которым консульству в Финнмарке было поручено наблюдение за деятельностью не только поморов, но и мурманских колонистов, которыми являлись привлеченные льготами норвежцы.[6]

Состав консульства  в 1893 году был усилен введением должности вице-консула, что свидетельствовало, как о растущем стратегическом значении Мурмана с его незамерзающими гаванями, так и важной роли региональной  торговли для Русского Севера.[7] По свидетельству сотрудника МИД В.Б. Лопухина, работа консульства была оживленной в летнее время в связи с рыбными промыслами поморов в северной Норвегии. В зимнее же полугодие по условиям крайнего севера жизнь замирала и личный состав консульства до весны прикомандировывался к центральному аппарату министерства в Петербурге.[8] Помимо штатных консульских представителей Россия располагала во многих норвежских портах и городах сетью, так называемых, «почетных» консулов из числа местных предпринимателей и видных граждан. Их в 1905 году согласно данным российского МИДа насчитывалось девятнадцать.[9]

В конце 1905 года в русско-норвежских отношениях начался новый этап. К нему в российском МИДе готовились заблаговременно. По заданию министра В.Н. Ламздорфа был разработан, а затем одобрен Николаем II «план» русской политики в Норвегии. В соответствии с ним после завершения норвежско-шведских переговоров о расторжении унии министр иностранных дел граф В.Н. Ламздорф  от имени своего правительства телеграммой известил норвежское правительство о дипломатическом признании независимой Норвегии «во всей ее территориальной целостности».[10]

Россия стала первым государством, которое сделало шаг к налаживанию прямых политических связей. Вслед за тем встал вопрос об учреждении в Христиании самостоятельного российского дипломатического представительства. До его создания обязанности временного поверенного в делах поручено было исполнять тогдашнему русскому генеральному консулу в норвежской столице А.А. Теттерману, о чем последовало объявление в «Правительственном вестнике».[11]

В соответствии со сложившейся практикой вопрос о выборе ранга дипломатического агента для Норвегии, был решен в пользу назначения в Христианию «чрезвычайного посланника и полномочного министра», как то намеревались сделать союзная Франция и другие державы.[12] Соответственно, представительство в Норвегии получило статус императорской дипломатической миссии.[13] Аналогичные дипучреждения Россия содержала в большинстве независимых государств, которые не являлись великими державами.

Штат сотрудников миссии и ее бюджет были определены согласно «высочайше утвержденному»  положению 1875 года о заграничных учреждениях российского МИДа. Обоснование было сформулировано в письме министра иностранных дел В.Н. Ламздорфа от 7 ноября 1905 года.[14] Ламздорф предварительно вынесения штатов и сметы новой миссии на утверждение Госсовета запросил согласие министра финансов.[15]

Проект штата миссии в Норвегии наряду с посланником (годовое «содержание» 27 тыс. рублей) предусматривал должность одного секретаря (с жалованием 4 500 рублей в год). Канцелярские расходы планировались в объеме 1,5 тыс. рублей. Для сравнения укажем, что предположенное годовое содержание посланника в Христиании (главная статья расходов миссии) было таким же, как у его коллег, аккредитованных в Лиссабоне, Штутгарте, Дрездене, Белграде и Бухаресте.[16] Оно, хотя и не намного, уступало содержанию русских посланников в Швеции и некоторых других странах (в  Бельгии, Нидерландах, Дании, Баварии, Греции).[17] В целом штаты и бюджет императорской миссии в Христиании (но не ее важность для России) в точности соответствовали уровню расходов и составу миссии в такой небольшой европейской стране, как Португалия.

Министр финансов 2 декабря[18] он известил Ламздорфа, что «не встречает препятствий» к отпуску с 1906 года средств на расход по смете МИД по содержанию императорской дипломатической миссии в Норвегии размере 31,5 тыс. рублей. [19] Небольшая экономия была достигнута за счет преобразования генерального консульства  в обычное консульство в Христиании. Госсовет согласился с представлением МИДа 23 (10) декабря. Николай II утвердил его «мнение». Посланнику в Христиании был присвоен 3-й класс по чинопроизводству, а секретарю миссии – 5-й.[20]

Были сформулированы и задачи, которые предстояло решать русским дипломатам в Христиании. На их содержание влияли динамика расстановки сил в Европе, слабость международных позиций России в результате неудачной русско-японской войны, уязвимость ее северных границ. Одним из документов, где цели и задачи русской политики сформулированы стала вышеупомянутая программа русской политики в Норвегии, разработанная советником МИДа, профессором международного права М.А. Таубе по заданию министра иностранных дел гр. Ламздорфа в предвидении скорого образования самостоятельного норвежского государства. Она в виде записки МИД была представлена царю 13 (26) октября и тогда же им  утверждена.[21] Другой документ – это записка поданная царю министром иностранных дел В.Н. Ламздорфом о действиях России в связи с перспективой возобновления Ноябрьского (Канроберовского) трактата 1855 года.[22] И, наконец, третий и наиболее пространный - проект инструкции русскому посланнику в Христиании. Он был подготовлен на основе первых двух.[23] 

Из документов видно, что главная политическая задача состояла в установлении дружественных отношений с молодым норвежским государством. Для этого посланнику следовало убедить партнеров в миролюбивых намерениях России, в полной безосновательности укоренившихся перед ней страхов и в отсутствии у русских планов, угрожающих целостности и безопасности Норвегии. При достижении этих целей посланнику предстояло оппонировать преимущественно двум державам, Швеции и Англии, «интересы которых сходятся в том, чтобы отношения наши к Норвегии не носили того дружественного, искреннего характера, который они всегда имели до сих пор».[24] На практике представитель был обязан по прибытии в Христианию убедить норвежское правительство в нецелесообразности  возобновления Ноябрьского трактата в его прежнем виде.[25] Для этого Россия была готова в случае необходимости гарантировать Норвегии вместе с другими державами ее нейтралитет и территориальную неприкосновенность.

Инструкция наряду с политическими предписывала посланнику озаботиться вопросами торговых отношений двух стран ввиду того, что действующий торговый договор 1838 года безнадежно устарел. На северной границе нуждались в защите со стороны русской миссии интересы торговли и промыслов поморов, пазрецких лопарей и охрана территориальных вод.[26]

Следует добавить, что Ламздорф «в связи с делами, относящимися к Северу» предназначил посланнику еще одну инструкцию («дополнительную»). Она датирована 19-м ноября (ст.ст.) и отсутствует в архивной публикации В.В.Похлебкина).[27] Речь в ней идет, главным образом, о необходимости наблюдать и сообщать в Петербург об активности Норвегии, а также великих держав на Шпицбергене и о. Медвежьем. Особенно тревожили МИД факты проникновения на арктический архипелаг Германии.

В совокупности условия работы в Норвегии были сложны и требовали выдвижения на пост посланника дипломата, обладающего надлежащей опытностью, энергией и гибкостью. Мы не знаем конкретных обстоятельств рассмотрения кандидатур, но, в конечном счете, выбор руководителей  МИДа остановился на Анатолии Николаевиче Крупенском.[28] Назначение состоялось 19 ноября (ст. ст.) 1905 года.[29] Перед отъездом посланника в Христианию Николай II удостоил Крупенского приема, несмотря на переживаемый властью кризис.[30]

Дипломатическое ведомство в царской России было известно своей кастовостью и закрытостью. Чужаков в него старались не допускать. Известно, что для успешной дипломатической карьеры существовали, по крайней мере, два обязательных условия.  Дворянское происхождение и высокий имущественный ценз.[31] А.Н. Крупенский, как и оба его преемника на посту посланника в Христиании, полностью им соответствовали.

Анатолий Николаевич Крупенский происходил из знатной и весьма состоятельной помещичьей семьи Бессарабии, связанной в прошлом родством с господарями Молдавии. Его предки, по некоторым сведениям, имели польско-немецкие корни. После присоединения Бессарабии к России братья Матей (Матвей Егорович) и Тудор (Теодор, по-другому, Федор Егорович) поступили на русскую службу. Матвей стал вице-губернатором Бессарабии, а брат Федор чиновником особых поручений при царском наместнике. В начале ХIХ века их двухэтажный каменный особняк в Кишиневе, похожем тогда на большую деревню, был архитектурно и культурно примечательным. В сентябре 1818 года гостеприимством Крупенских воспользовался сам император Александр I. В 1823 году в их доме часто бывал А.С. Пушкин[32]

Бессарабская губерния была цветущим краем. По воспоминаниям князя С.Д. Урусова, бывшего губернатором Бессарабии в 1903-1904 годах, усадьбы местных помещиков отличались показной роскошью, а рыночная ценность их земли, благодаря высоким урожаям хлебов и близко расположенным портам и границам, росла постоянно. Землевладельцы получали доходы в основном от сдачи имений в аренду крестьянам мелкими участками. «Стремление больше получить и еще больше истратить, - таковы были бросавшиеся в глаза черты бессарабских помещиков».[33] 

Говоря о семейном клане Крупенских, уместно привести пространную и содержательную  характеристику его особого положения, почерпнутую из записок С.Д. Урусова: «Особняком среди бессарабского дворянства стояла огромная семья Крупенских, имевшая, как говорили, в дворянском собрании 52 голоса, считая женские доверенности. В мое время, старший член этой семьи, М. Н. Крупенский, занимал должность губернского предводителя дворянства. Два Крупенских служили уездными предводителями. Остальные были губернскими и уездными гласными, почетными мировыми судьями и т. п. Семья эта, очень сплоченно действовавшая в общественных собраниях, играла при выборах огромную роль и отчасти давила на прочих общественных деятелей Бессарабии, за что не все любили Крупенских, считая их гордецами, аристократами и обвиняя их в некоторой семейной исключительности. Будучи людьми богатыми, имея связи в Петербурге, Крупенские вносили в местную среду дух, почерпнутый в привилегированных заведениях, в гвардейских полках, в рядах придворного чиновничества и дипломатического ведомства. Но они не были людьми узко партийными, имели известную свободу мнений и, например, к правительству времен Плеве относились без подобострастия и даже с некоторой критикой. В вопросах о расширении местного самоуправления, во взглядах на еврейское законодательство они являлись отчасти либералами».[34]

К этому нужно добавить, что из Крупенских по дипломатической линии служили и достигли высоких чинов Анатолий Николаевич (посланник в Норвегии и, позже, посол в Италии) и Василий Николаевич [35] (посланник в Китае, а затем посол в Японии). В Государственной Думе II – IV созывов заметную роль играл Павел Николаевич Крупенский, основатель партии националистов в III Думе и лидер партии центра в IV  Думе.[36] Александр Николаевич Крупенский был  известен как губернский предводитель дворянства, в эмиграции член Высшего монархического совета.

Материально А.Н. Крупенский был независим. Лично ему, судя по служебному формуляру, принадлежало перешедшее от родителей огромное (около 5 000 десятин) имение Романкауцы в Хотинском уезде Бессарабской губернии.[37]  А.Н. Крупенский получил отличное образование. В 1874 году он успешно окончил Московский университет по юридическому факультету «в звании кандидата».[38] Богатство и широкие связи помогли молодому человеку сразу поступить на службу в канцелярию министерства иностранных дел.[39] Канцелярия занимала в центральном аппарате МИДа особое положение. Молодые чиновники проводили время за перепиской, шифрованием и редактированием дипломатических документов. В.Б. Лопухин, которому не посчастливилось попасть в ее привилегированный состав,  называл канцелярию «главным питомником будущих послов», а ее сотрудников  – «гвардией в дипломатическом ведомстве».[40] «Все чины канцелярии, - писал он, - были прекрасно воспитаны, безукоризненно одеты, чисто вымыты, хорошо причесаны и не только могли изъясняться на прекрасном французском языке, но и думали по-французски». [41]

В 1876 году Крупенский получил первое придворное звание камер-юнкера. В последующем женитьбой на представительнице габсбургской знати он упрочил свое положение в придворно-аристократической среде.[42] С 1877 года у Крупенского началась дипломатическая служба в заграничных учреждениях. И это были столицы великих европейских держав, главных игроков на международной арене. Первоначально на должности секретаря посольств в Вене (1877-1882) и Лондоне (1882 - 1896). Конкуренция была велика и сказать, что он быстро продвигался по карьерной лестнице трудно. Почти двадцать лет Крупенский провел на младших ступеньках дипломатической иерархии. Лишь в 1896 году его перевели в посольство в Рим на должность советника.[43]

Годы пребывания в европейских столицах не прошли даром. Крупенский основательно изучил дипломатию великих держав, особенности российской политики и обзавелся многочисленными связями и знакомствами. Служба в Италии оказалась хорошей школой. В Риме он сблизился и установил доверительные отношения с германский послом и будущим канцлером Б. фон Бюловым.[44] По оценке последнего, Крупенский верил тогда в возможность сотрудничества с кайзеровской Германией, но крайне враждебно относился к дуалистической империи Габсбургов.

В Христианию Крупенский получил назначение уже в пору профессиональной и человеческой зрелости.[45] Оно было для немолодого дипломата долгожданным (ему было около 55-ти лет). Впервые представилась возможность самостоятельно проявить себя на избранном поприще. Не удивительно, что к своим обязанностям в Норвегии он относился с ревностью и старанием.

Всего А.Н. Крупенский провел на службе в Норвегии более шести лет.[46] На эти годы пришлись важные события. Крупенский принимал участие в переговорах о заключении в 1907 году трактата о гарантиях великих держав территориальной целостности Норвегии; в подготовке и проведении, так называемых, Шпицбергенских конференций 1910 и 1912 годов; в улаживании дипломатического кризиса 1908-1909 гг., вызванного действиями норвежских промышленников на Новой Земле. Посланник  занимался проблемой русско-норвежских торговых противоречий и судьбой поморских промыслов у берегов Финнмарка. При нем норвежский капитал предпринял первые попытки крупных инвестиций в эксплуатацию природных ресурсов Русского Севера и коммерческое освоение северного морского пути (проект Сигурда-Скотт Хансена и Сибирское акционерное общество, возглавленное Й. Лида).

В целом Крупенскому в Норвегии, как проводнику русской политики, сопутствовала удача. Договор 1907 г. о коллективных гарантиях суверенитета и целостности Норвегии, пишет в своем исследовании П.Э. Бацис, считался в Петербурге бесспорным успехом, ибо заменил собой прежний Ноябрьский трактат, изолировавший Россию. Он устранил перспективу скандинавского сотрудничества под эгидой германофильской Швеции и стал шагом по пути сближения России и Англии.[47]

Не выпускал Крупенский из виду и проблему Шпицбергена. Еще в сентябре 1906 года посланник в письме А.П.Извольскому указал на желательность организации на архипелаг русской «частно-коммерческой» экспедиции. Она, писал он, была бы наряду с постоянным дипломатическим воздействием «лучшим средством подтвердить наши права и заручиться хорошей картой в будущем розыгрыше Шпицбергена».[48] Идея была осуществлена в 1912-1913 годах, когда на архипелаге появились первые русские угольные предприятия. Вскоре по инициативе норвежской стороны начались переговоры по поводу урегулирования шпицбергенского вопроса. Для российской дипломатии они на том этапе складывались в целом удачно. Русским делегатам (А.Н. Крупенский и Б.Э. Нольде)[49] удалось провести идею коллективного и равноправного управления правовым порядком на «ничейном» архипелаге, укрепив его признанный по настоянию России нейтральный и демилитаризованный статус.

Успехи русской политики в Норвегии  укрепляли положительную оценку личных заслуг и способностей Крупенского у руководства МИД. В марте 1909 года он «за отличие» был произведен в тайные советники и «пожалован» в гофмейстеры императорского двора.[50] Доверие начальства росло. 12 мая (ст. ст.) 1912 года Крупенский был назначен послом Рим, что не может быть истолковано иначе, как большой карьерный успех. Пост посла, свидетельствует в записках В.Б. Лопухин, был предметом мечтаний многих видных дипломатов. Он в иерархии государственных постов стоял гораздо выше посланников и много лучше оплачивался. Этих должностей добивались и бывшие министры (А.П.Извольский и С.Д.Сазонов), и даже председатель совета министров (С.Ю. Витте).[51] 

Конечно, в период службы в Христиании у Крупенского получалось не все. Так, не удалось предотвратить решение норвежских властей в 1911 г. об отмене «Кибергских привилегий» (поморских промыслов у берегов восточного Финнмарка). Более стеснительными стали для поморов норвежские правила, регулировавшие  торговлю в гаванях Финнмарка. Пазрецкие лопари утратили старинное право морской рыбной ловли на норвежской стороне границы. Однако, все это были все же частные вопросы. К тому же, не всегда их решение зависело от личных усилий Крупенского. 

В целом, однако, посланнику удалось наладить доверительные рабочие отношения с норвежскими партнерами – министрами иностранных дел Левландом, Кристоферсеном, Иргенсом и другими представителями политической элиты. Он не пренебрегал шансами приобрести для России друзей и в среде деятелей норвежской общественности. Сделать это было непросто, имея в виду дурную репутацию самодержавия, укоренившиеся русофобские идеологические и внешнеполитические клише местных либералов и в целом слабое представление норвежского общества о России.[52] Вредили Крупенскому излишняя прямолинейность, и недостаток важных в дипломатическом обиходе чувств меры и такта в отношениях представителя великой державы с малым государством.

 Яркие впечатления о нем сохранил военный агент, граф А.А. Игнатьев, близко знавший посланника по совместной службе в Скандинавии.[53] Следует, однако, заметить, что сдержанных по природе скандинавов могла изумлять экспансивность поведения, но подкупали добродушие, взвешенный, прагматичный подход к решению сложных вопросов двусторонних отношений, широта русской натуры. Много позже посланник в Норвегии К.Н. Гулькевич ретроспективно подтвердил это: «Когда я прибыл сюда (весной 1916 года – К.В.)… я увидел, что здесь помнят, что сначала был поражавший своими странностями, но засим оказавшийся добрым человеком – хлебосольный, радушный Русский Посланник Крупенский».[54] Колоритно выглядели и внешность, и манеры Крупенского. Их описал в мемуарах Б. фон Бюлов. Крупенский по его словам, «прославился в европейских дипломатических кругах своим исполинским носом, громким голосом и порывистыми движениями».[55]

Крупенский был убежденным монархистом, но придерживался умеренно - консервативных политических взглядов и являлся сторонником политики П.А. Столыпина. Подобно многим правым он склонялся к германской ориентации  во внешней политике. В то же время, свидетельствует фон Бюлов, «как и большинство его единомышленников, он был настроен против австрийцев, хотя и не против немцев». Бюлов не без иронии подчеркнул, что женат Крупенский был на типичной представительнице габсбургской аристократии (Крупенская/Krupienska, ур. Эдле фон Герц/Edle von Herz, вдова императорско-королевского камерария и отставного ротмистра графа Антона Иосифа Людвига Трианджи фон Латч унд Мадернбург/Triangi von Latsch und Madernburg, (Леопольдина Жозефина Габриэла) Леопольдина-Надежда Францевна (Вена 11.11.1846 - Рим 1/16.3.1923). 

В целом, как дипломат, А.Н. Крупенский зарекомендовал себя в Норвегии энергичным и компетентным деятелем и сумел установить доверительные профессиональные и личные отношения с норвежскими государственными деятелями. В итоге он успешно способствовал решению целого ряда, стоявших перед дипломатией в Норвегии задач. Слабостью его работы нужно считать недостаточные усилия по укреплению отношений с Норвегией в торгово-экономической сфере и формированию у норвежцев положительного образа России, русского народа, русской культуры.

 

Karelin Vladimir. Some facts about the history of Russian diplomatic mission in Norway: Imperial Envoy A. N. Krupensky (1905-1912).

 

 

The author draw readers attention to some important, from his point of view, facts of  establishing diplomatic relations of tsarist Russia with Norway after dissolution union in 1905. He also gives brief review of Russian policy’s aims in Norway.

Essential part of the articles dedicated to first Russian envoy in Christiania Anatoly Krupensky (1850-1923). His origin, personality and diplomatic activity are under consideration. The author made a sort of evaluation of Krupensky’s successful actions and failures during his years in Norway. They reflected (to some extent) strong and weak aspects of Russian foreign policy in a whole.