КОНТАКТЫ:
+7(812)946-57-56
info@historical.pro
Братания солдат

Асташов.А.Б - Братания на Русском фронте Первой мировой войны: между пацифизмом и мировой революцией

Братание солдат на Восточном фронте

Феномен солдатских братаний в годы Первой мировой войны все больше привлекает интерес историков в последнее время. В западной историографии этот интерес сосредоточился между вниманием к Рождественскому перемирию 1914 г. и повседневной практике общения солдат воюющих стран[1]. В отечественной историографии логика исследований шла от внимания к месту братаний в «революционизировании» и «большевизации» армии у советских историков[2] к их роли в «болезни» армии до 1917 г.[3] и «подрывной» функции в 1917 г. в постсоветской историографии[4]. В настоящей статье автор сосредотачивает внимание на содержании, а также различии в формах этого феномена мировой войны на различных фронтах, его месте в достижении послевоенного мира. Источниковой базой исследования послужили цензурные отчеты и доклады о настроении на фронте в русской армии на основе солдатских писем, а также переписка штабов различного уровня, приказы и приложения к ним о состоянии дисциплины[5]. Методологической основой анализа братания на фронтах Первой мировой войны явились наблюдения историка Эрика Лида об ощущении у бойцов враждующих сторон единения перед лицом бесчеловечной индустриальной войны[6], а также концепция историка Тони Эшворта о «неагрессивном сотрудничестве» (системе «Live and let live»), занимавшем значительное место в позиционной войне[7]

Динамика контактов солдат, а также и офицеров русской армии с противником[8], как представляется по документам, полностью подтверждает тезис о значительной практике «неагрессивного сотрудничества» на Русском фронте. Уже с первых недель войны на Юго-Западном фронте достигались договоренности с противником о перемирии для уборки раненых и захоронения павших[9]. В декабре 1914 г. на Северо-Западном фронте были отмечены случаи уже настоящего братания солдат не менее трех полков[10]. Имели место случаи братаний и на Пасху 1915 г. И далее весной 1915 г. имели место многочисленные контакты солдат противоборствующих сторон[11]. Контакты в виде перемирий имели место и летом 1915 г. на Юго-Западном фронте[12]. А с осени 1915 г., с началом позиционной войны, братания происходили уже во многих пехотных частях[13]. Продолжались они и на Рождество в декабре 1915 г[14] Со времени же строительства позиций на Северном фронте зимой 1915 – 1916 гг. на ряде участков установились «дружеские отношения» с частями противника[15].

Братание солдат на фронтах Первой мировой войны

О широком развитии отношений с противником на Русском фронте говорит и вспыхнувшие на Пасху 1916 г. (совпавшую с этим праздником у противника – 10 апреля) братания, в которых участвовали уже десятки полков, артиллерийских батарей и железнодорожных батальонов Северного[16] и Юго-Западного  фронтов[17]. Но и после пасхальных братаний на ряде участков фронта мирные отношения с немцами продолжались, как на Юго-Западном, так и на Западном фронтах[18]. В отдельных частях переговоры с противником, скорее всего об уборке раненых и трупов, происходили и летом[19]Осенью 1916 г. братания продолжались[20]. На Рождество начальство уже не в состоянии было пресечь этот процесс, сопровождавшийся широким распространением мирных настроений, чему способствовала и немецкая пропаганда[21]. В Пасхальную неделю 1917 г. – со 2 по 8 апреля – братания приняли невиданно широкий размах, особенно на Юго-Западном фронте. В них участвовали уже свыше сотни полков[22]. Братания продолжались также в мае–июне[23] и далее вплоть до осени, главным образом на Юго-Западном фронте[24]. Особенно они усилились после Октябрьского переворота и продолжались вплоть до заключения Брестского мира[25]Братания, происходившие на Восточном фронте Первой мировой войны, имели ряд общих черт с этим явлением на Западном фронте войны. Близкое расстояние между позициями, порою до нескольких десятков метров, приводило к тесному знакомству, стремлению разделить часы досуга, даже элементам добродушного веселья с обеих сторон в часы затишья, что заключалось в обмене шутками, прослушивании песен с обеих сторон, плясках[26], даже играх в футбол (на Западном фронте) и т.п.[27]Большое место занимала в позиционной войне фронтовая повседневность, включавшая и «неагрессивное сотрудничество»: обмен пленными, совместная уборка территории от трупов, раненых, сбор хвороста, урожая. Эти контакты включали договоренности о прекращении огня на момент смены частей, а потом и вообще на длительное время, соглашения с противником на время ведения разведки (так называемая «ритуализированная агрессия»)[28], или на время проведение противником отдыха (игры в регби, когда мяч оказывался на «ничейной земле»)[29]«сношения с неприятелем» в рамках меновой торговли[30]. Принцип «не тронь меня, и я тебя не трону», установившийся на Русском фронте во многих частях в зиму 1915-1916 г. напоминал систему «живи и давай жить другим» на Западном фронте войны[31].

Братание солдат на фронтах Первой мировой войны

Различия братаний на различных фронтах войны были связаны с пространственной средой, в которой велись военные действия, ее позиционным характером. Поскольку позиционное строительство на Западном фронте началось еще осенью 1914 г., то там быстрее были созданы  предпосылки для контактов с обеих воевавших сторон, находившихся в сходных условиях индустриальной войны, рождавшей чувства отчуждения от ее целей у обычного гражданского населения, превратившегося в «рабочих войны». На Русском фронте такие предпосылки были созданы только зимой 1915 – весной 1916 г., когда развернулось позиционное строительство, а его дальнейшее развитие  обусловило братание и далее – на Юго-Западном и Румынском фронтах уже осенью 1916 г. Позиционный, сменивший маневренный характер войны на Русском фронте, приводил и к невозможности таких ее аспектов, как мародерство, нажива, что и поставило на первое место заместившую «вещный» характер войны меновую торговлю, игравшую столь значительную роль в ходе братаний.

Схожести процессов братания на различных фронтах мировой войны помогали и инструменты, сглаживавшие языковой барьер. На Западном фронте войны медиаторами перемирия в 1914 г. являлись немцы, работавшие до войны в Англии[32]. На Русском фронте эту роль выполняли поляки, служившие в войсках всех армий конфликта. Помогала братанию и схожесть языков славянских народов – особенно на Юго-Западном фронте. Казалось бы, именно языковой барьер служил причиной отсутствия братания на Кавказском фронте. Однако, отличие этого фронта от других театров военных действий представляется более глубоким. Здесь не было такого размаха позиционного строительства; был меньше выражен технический характер войны, а следовательно и эффект отчуждения от индустриальной войны не имел большого значения; противник представлялся традиционным по этническому и религиозному признаку, низким по культурному уровню, что препятствовало человеческим контактам.

Братание солдат на Юго-западном фронте

Важным отличием братаний на Восточном фронте от братаний на Западном фронте являлась их форма, в которой они проходили. В ее основе были укоренившиеся представления о значимости православных праздников в социальных отношениях среди крестьян: поддержке бедных членов общины, необходимости прощения врагу и т.п.[33] В ходе пасхальных братаний проявлялся бытовавший среди славян обычай побратимства, когда бывшие противники, после того как обе стороны проявили храбрость и исключительные воинские качества, превращали соперника в названного брата[34]Во время братаний русские солдаты-крестьяне пытались восполнить потерю «полезности» войны, стремились вернуть ей «вещный» характер, утраченный с превращением войны из маневренной, с ее непременным атрибутом в виде «добычи» или прямого мародерства, позиционный вид.  Впрочем, сказывалась и нехватка определенных продуктов в армиях, стремление пополнить их за счет неприятеля[35]. Непременной частью крестьянского проведения Пасхи являлись горячительные напитки. Они помогали вывести праздник на уровень формального прощения противника, намерения уладить с ним конфликт[36]. Об этом сохранилась масса известий из солдатских писем, особенно в пасхальные дни 1916 и 1917 гг.[37]В 1917 г. в ходе братаний совершались многочисленные дисциплинарные нарушения, проводилась «подрывная работа» противника: велись переговоры о совместной сдаче в плен, широко распространялась пропагандистская литература «пораженческого» характера, фотографировались русские позиции[38]. Эти явления значительно участились в конце 1917 г., когда братания стали проводиться уже под диктовку немцев и австрийцев. Устранив революционную, «дружественную» сторону братаний, противник стал всячески поощрять явления разложения, настроения пацифизма, требования заключения мира не по большевистскому, а по австро-германскому сценарию, то есть именно с аннексиями и контрибуциями, но без мировой революции[39]Главным отличием братаний на разных фронтах Мировой войны было, однако,  не их проявление – в виде ли исполненных эмоционального подъема праздничных встреч или в периоды фронтовой повседневности – а формы их нейтрализации, борьба с ними в условиях развивавшегося  мирового военного противостояния. Если на Западном фронте уже после Рождественского братания 1914 г. началась борьба с братаниями в рамках так называемой «бюрократизации агрессии» (жесткий контроль над частями, срыв перемирий, смена братающихся частей, обстрелы участков братания артиллерией)[40], то в русской армии масштаб угрозы братаний для подрыва воинской дисциплины не был осознан. Порою все дело братания представлялось как «неуместное и предосудительное» изъявление к противнику «братских» чувств, учитывая его, противника, плохое отношение к русским пленным[41]. Даже когда братание встревожило начальников весной 1916 г., они полагали это явлением временным, которое исчезнет в ходе успешного (как ожидалось) наступления лета 1916 г.[42]Дисциплинарные меры на Русском фронте вообще запаздывали, не учитывали стремительную динамику нарастания братания, его устойчивого характера, совпавшего с такими массовыми проявлениями нарушения воинской дисциплины осенью 1916 – зимой 1917 г., как дезертирство, членовредительство, отказы идти в бой. С начала войны для борьбы с братаниями в качестве наказаний применялась единственная ст. 244 Воинского устава о наказаниях, по которой за «переписку или иные сношения с неприятелем без злого умысла» устанавливалось... разжалование в рядовые[43]. И хотя вскоре наказание за это преступление было значительно увеличено, однако вплоть до 1917 г. эта статья не применялась для пресечения братаний. В качестве дисциплинарных мер некоторые командующие армий предписывали  открывать по участникам братания огонь, «а равно расстреливать и тех, кто вздумает верить таким подвохам и будет выходить для разговоров с нашими врагами»[44]. Однако, в документах нет сведений о систематическом применении этих мер[45]. В ходе продолжавшегося распада армии в 1917 г. братания являлись лишь частью негативных тенденций охвативших армию, даже казались наименее опасными для сохранения воинской дисциплины, тем более в условиях постоянных заявлений самой власти о необходимости мира.

Братание русских и австрийских солдат

Если на Западном фронте, рано начавшиеся братания, став постоянным элементом траншейной войны, были нейтрализованы тактикой «бюрократизации агрессии», и, в сущности, не противоречили «психологии большой войны», то на Восточном театре войны братания превратились в серьезный фактор дестабилизации армейского механизма, что сыграло свою роль как в развале русской армии в 1917 г., так и при заключении Брестского мира. «Стихийный», как называл Ленин, характер братаний на Русском фронте, явился полной неожиданностью для вождя большевиков[46], считавшего их важнейшим инструментом революции в России[47]. После провала июньского 1917 г. наступления на Восточном фронте Ленин все чаще говорил о неспособности «стихийного братания» решить дело революции: очевидно, им все сильнее овладевала идея захвата власти в России[48]. Новый всплеск интереса к братанию у Ленина и большевиков произошел уже после захвата власти в октябре 1917 г.: теперь братания должны были послужить делу распространения революции, начатой в России, в остальной Европе[49]. Однако вскоре выяснилось, что «неорганизованные», «несознательные» братания, в основе которых были неясные крестьянские представления о всеобщем «замирении и прощении», подкрепленные меновой торговлей и сопровождавшиеся обильной выпивкой, не выполняли и миссии продвижения «мировой революции». Ленин теперь усиленно подчеркивал неспособность «крестьянской армии» (о чем он никогда не говорил раньше) вести революционную войну[50]. Это, наряду с другими причинами, определило тактику главы Советского государства по заключению сепаратного мира с Германией в 1918 г.

Русские солдаты учат австрийцев национальной русской пляске

Astashov Alexander

Fraternisations on Russian front of the First World War: between pacifism and world revolution

In article soldier's fraternisations on East (Russian) front of the First World War are considered. The basic attention is given to the reasons of fraternisations, their character, scales, development, comparison with soldier's fraternisations on the Western front of the World War. The conclusion about influence of fraternisations on deepening of ideologically-moral crisis in army becomes and on failure of attempts of Bolsheviks to use fraternisations in interests of world revolution.

Примечания
 


[1]Weintraub S. Silent Night: The Story of the World War I Christmas Truce. N.Y., 2001.
[2] Ахун М.И., Петров В.А. Царская армия в годы империалистической войны. М., 1929. С. 37.
[3] Бахурин Ю.А. О первых братаниях с противником в годы Первой мировой войны // Вопросы истории. 2010. № 12. С. 167–168;Бахурин Ю.А. Была ли русская армия здорова до 1917 г.? // «Актуальная история» // http://actualhistory.ru/russ_army_before_1917.
[4] Базанов С.Н. К истории развала русской армии в 1917 году // Армия и общество, 1900–1941 годы: Статьи, документы. М., 1999. С. 51–76.
[5] РГВИА. Ф. 2067. Оп. 1. Д. 2946. Л. 203–203об.
[6] Leed E. No Man’s Land: Combat and Identity in World War 1. L., 1979. P. 107–109.
[7] Ashworth, Tony Trench warfare, 1914-1918: The live and let live system. L.: Pan Books, 2000.
[8] Подробно динамика братаний на Русском фронте освещена в работе: Асташов А.Б. Братания на Русском фронте Первой мировой войны // Новый исторический вестник. 2011. № 28 (2). С. 29–41.
[9] РГВИА. Ф. 2067. Оп. 1. Д. 2908, ч. 1. Л. 46. Ф. 2031. Оп. 1. Д. 1183. Л. 172; Ф. 2134. Оп. 1. Д. 969. Л. 8аоб.
[10] РГВИА. Ф. 2031. Оп. 1. Д. 295. 160–160об., 168; Ф. 2003. Оп. 2. Д. 784. Л. 157об.
[11] РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 1069. Л. 111, 112, 113, 116, 117об.
[12] РГВИА. Ф. 2139. Оп. 1. Д. 1671. Л. 122.
[13] РГВИА. Ф. 2134. Оп. 1. Д. 969. Л. 8а.
[14] РГВИА. Ф. 2067. Оп. 1. Д. 2932. Л. 35.
[15] РГВИА. Ф. 2031. Оп. 1. Д. 295.  Л. 169–170.
[16] РГВИА. Ф. 2031. Оп. 1. Д. 1183. Л. 167, 170–174; Ф.
[17] РГВИА. Ф. 2067. Оп. 1. Д. 2934. Л. 51, 53, 66, 81–82, 163, 167; Д. 3856. Л. 50, 50об., 51, 60, 60об..  68, 77об., 166; Д. 2139. Оп. 1. Д. 1673. Л. 683–683об., 720, 757–757об.; Ф. 2000. Оп. 1. Д. 8014. Л. 471–471об.; Ф. 2031. Оп. 1. Д. 87. Л. 8; Д. 1183. Л. 85; Ф. 2067. Оп. 1. Д. 2946, ч. 1. Л. 173; Ф. 16142. Оп. 1. Д. 576. Л. 27; Ф. 2106. Оп. 1. Д. 1006. Л. 935; Чаадаева О. Армия накануне Февральской революции. М.; Л., 1935. С. 75; Ахун М.И., Петров В.А. Указ. соч. С. 38.
[18] РГВИА. Ф. 2067. Оп. 1. Д. 2934. Л. 32об., 33, 66, 79, 81, 82; Ф. 2048. Оп. 1. Д. 904. Л. 196, 197.
[19] РГВИА. Ф. 2067. Оп. 1. Д. 2935. Л. 250.
[20] РГВИА. Ф. 2067. Оп. 1. Д. 2935. Л. 250, 838; Д. 2937. Л. 379; Ф. 2067. Оп. 1. Д. 3863. Л. 3.
[21] РГВИА. Ф. 2031. Оп. 1. Д. 1181. Л. 10; Ф. 2067. Оп. 1. Д. 3863. Л. 150об., 151, 188об., 222, 284об., 307об., 308; Ф. 2139. Оп. 1. Д. 1563. Л.  689об.
[22] РГВИА. Ф. 2067. Оп. 1. Д. 3863. Л. 251об.–252, 436об., 525–528, 577об., 584, 587об., 590, 592об., 595об., 597об., 608об., 612, 613, 661об., 662, 673об.–674, 693.
[23] РГВИА. Ф. 2067. Оп. 1. Д. 3863. Л. 698, 727, 757.
[24] РГВИА. Ф. 2067. Оп. 1. Д. 3856. Л. 82об.; Френкин М. Русская армия и революция, 1917–1918. Мюнхен, 1978. С.  273–275, 679.
[25] Фельштинский Ю. Крушение мировой революции: Брестский мир. М., 1992. С. 42–45, 64.
[26] РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 1069. Л. 117об.; Ф. 2067. Оп. 1. Д. 2935. Л. 250.
[27] Brown, Malcolm. The Christmas Truce 1914: The British Story // Meetings in No Man's Land: Christmas 1914 and Fraternization in the Great War.  Constable, London. 2007. P. 21, 28
[28] Leed Y. P. Op. cit. P.107;Ashworth,Tony Op. cit. P 99–128; РГВИА. Ф. 2031. Оп. 1. Д. 295. Л. 160–162об., 169–170, 247, 248, 249; Д. 1183. Л. 172;  Ф. 2134. Оп. 1. 969. Л. 8аоб
[29] Mueller, Cazals Olaf. Good Neighbours // Meetings in No Man's Land: Christmas 1914 and Fraternization in the Great War.  Constable, London. 2007. P. 85
[30] Leed Y. P. Op. cit. P. 108–109;. Ф. 2000. Оп. 1. Д. 8014. Л. 471–471 об; Ф. 2048. Оп. 1. Д. 904. Л. 196–197.
[31] РГВИА. Ф. 2031. Оп. 1. Д. 295.  Л. 169–170.
[32] Brown, Malcolm. Op cit. P. 28
[33] Громыко М.М. Мир русской деревни. М., 1991. С. 342; РГВИА. Ф. 2067. Оп. 1. Д. 3856. Л. 51об., 60об., 62, 66, 68, 253об.; Ф.2067. Оп. 1. Д. 2934. Л. 81. РГВИА. Ф. 2067. Оп. 1. Д. 3863. Л. 584.
[34] РГВИА. Ф. 2067. Оп. 1. Д. 2934. Л. 177; Д. 2946, ч. 1. Л. 184об.; Д. 3856. Л. 50, 51об., 60–60об.
[35] Черепанов А.И. Поле ратное мое. М., 1984. С. 20; РГВИА. Ф. 2031. Оп. 1. Д. 1183. Л. 162, 167; Ф. 2067. Оп. 1. Д. 3863. Л. 528.
[36] Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи (XVIII – начало XX в.): Генезис личности, демократической семьи, гражданского общества и правового государства. Т. 1. СПб., 1999. С. 457.
[37] РГВИА. Ф. 2031. Оп. 1. Д. 1183. Л. 169, 170, 172; Ф. 2067. Оп. 1. Д. 2934. Л. 51, 53, 66, 79, 81; Д. 2946, ч. 1. Л. 173, 179–180об., 185об.; Д. 3856. Л. 51об., 58об., 60–60об., 62, 66, 68, 86; Д. 3863. Л. 584, 662, 526об., 536, 537 об., 577об., 580об., 592об., 597об., 608, 673об., 674, 693, 757; Френкин М. Указ. соч. С. 676.
[38] РГВИА. Ф. 2031. Оп. 1. Д. 1183. Л. 172; Д. 2934. Л. 163, 177; Д. 3856. Л. 50об., 60; Д. 3863. Л. 526об., 584, 613, 662.
[39] Фельштинский Ю. Указ. соч. С. 42–45; Френкин М.Указ. соч. С. 676–679.
[40] Ashworth Tony. Trench warfare, 1914–1918: The live and let live system. L.: Pan Books, 2000. Р. 76–99.
[41] РГВИА. Ф. 2067. Оп. 1. Д. 2946, ч. 1. Л. 165–165об.
[42] РГВИА. Ф. 2031. Оп. 1. Д. 87. Л. 9.
[43] Воинский устав о наказаниях. СПб., 1899. С. 95.
[44] РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 784. Л. 13–14; Бахурин Ю.А.Указ. соч. С. 167–168. Ф. 16142. Оп. 1. Д. 576. Л. 32.
[45] Ахун М.И., Петров В.А. Указ. соч. С. 37.
[46] Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 31. С. 352–353, 398–400, 450–451.
[47] Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 26. С. 164, 180–181; Т. 31. С. 114, 203–204, 264–265, 293–296, 326–327, 336, 459–461.
[48] Там же. С. 241–242, 273.
[49] Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 35. С. 61.
[50] Там же. С. 248, 250.

Вернуться к списку


Анонс книги "Женские батальоны" Журнал Великая Война Ставропольская дева